В Думу внесен законопроект, согласно которому судьи, силовики, контролеры, то есть основа основ режима и в то же самое время весьма коррупциогенные группы, могут засекречивать данные о себе, включая сведения об имуществе родных и близких. Политический режим отгораживается от общества и одновременно предъявляет «новую искренность» — столь открыто ожесточенная борьба за право на коррупцию еще не велась. От возмущения гражданского общества есть дополнительные заграждения: в первом чтении в той же Думе принят закон о расширении прав полиции — теперь за брошенный стаканчик будут не сажать, а стрелять на поражение.
Режим закрывается, уходит в глухую оборону, становится, как недавно выразилась госпожа Матвиенко, все более «интровертным». Готовится к войне с гражданским обществом, пристально следя за белорусскими событиями. Та часть общества, которая ведет себя тихо, может рассчитывать, говоря на языке социологов, на «небольшую, но стабильную зарплату». Но за это ей нужно, в свою очередь, платить «натурой». Именно этих сгоняют на путинги и выборы. И именно из них, пресловутых «врачей и учителей», делают подопытных кроликов для продолжения испытаний не до конца испытанной отечественной вакцины. А вот активная часть социума, собственно то, что принято называть гражданским обществом, имеет шанс коллективно и индивидуально перейти в статус иностранных агентов.
Государству, да еще находящемуся в состоянии обороны, бункеризации и суверенизации, гражданское общество не нужно — только его имитации. Действующий глава государства — президент не всех россиян, а лишь тех, кто готов мириться со статусом подданного, а не гражданина, тех, чье минимальное благосостояние зависит от государства и госбюджетов разных уровней. Тех, кому, как вакцина, навязана карта «Мир».
Но и эти люди, как свидетельствует недавнее исследование Московского центра Карнеги и «Левада-центра», относятся к Владимиру Путину, не говоря уже о его бюрократии и его олигархах, как к неродным. За вынужденную покорность они платят режиму «глубинной» (как теперь модно говорить) ненавистью. В лучшем случае — равнодушием, на чем, собственно, модель современного российского авторитаризма и держится.
И это отношение оправданно. К зависящим от государства россиянам политические власти относятся фактически как к «пушечному мясу» или, если угодно, «электоральному планктону»: от них откупаются в межвыборный период и принудительно мобилизуют во время выборов, одновременно дешево покупая лояльность. Все это — унизительно.
Как ни закрывается режим от общества, информация сочится и сочится. Причем статус информации поднимается вверх по бюрократическо-пищевой цепочке и добирается до таких монбланов, откуда раньше никаких сигналов не исходило вообще. Вот информационное поле последних дней: расследования о Кривоногих и Шамалове, сведения о французском гражданстве дочери Кириенко, о кабинетах-двойниках Путина в Ново-Огареве и Сочи. И все это — безо всякого Навального!
Бункер проницаем, как ни воспитывают в себе верхние люди «культуру изолята». Культура эта в советское время была свойственна или полудиссидентскому кружковому подполью, или людям, эскапистски избегавшим контактов с властями, отправляясь в какую-нибудь геологическую экспедицию куда подальше. А теперь «изолят» стал «знаменем, силой и оружьем» путинского истеблишмента, перекочевав с самого низа на самый верх.
Изоляционизм и бункеризация искажают оптику восприятия действительности и порождают либо репрессивные (новые законы), либо бессмысленные реакции. Например, в стремлении ответить злокозненному Западу в целом и Германии в частности, в желании отомстить за Навального совершают совсем уж непристойные faux pas — так, министр иностранных дел России тепло принимает деятелей из «Альтернативы для Германии». Прямо так и ждешь, что коллеги из AfD вслед за их далеким предшественником Риббентропом скажут о московском визите: «Я чувствовал себя как среди старых партийных товарищей». Мало было провластным креативщикам приема Путиным Марин Ле Пен перед ее бесславным поражением на выборах, теперь вот пришла очередь немецких ультраправых. Спекулировать на памяти о Великой Отечественной, фактически запрещать изучение истории войны под угрозой «оправдания нацизма» и одновременно заигрывать с наследниками фашистов по прямой — это очень циничная тактика, достойная внуков Молотова – Риббентропа. Но проблема в том, что ее пиаровский эффект стремится к нулю: обывателю наплевать на эти маневры, а любыми степенями цинизма после отравления Навального Запад уже не удивишь.
Благоденствующая элита, скрывающая источники и тактико-технические характеристики своего благоденствия; каста силовиков, обороняющих не страну, а самих себя и своих патронов, раздающих им патроны; зависящая от государства страта, сгоняемая, когда надо, на митинги, выборы и вакцинацию; самодеятельное население, образующее питательную среду для гражданского общества и зачастую представляющее конкурентную частную экономику. Такова социальная стратификация современной России: первые два слоя изолируются во все большей степени от еще двух, пользуя третий слой и репрессируя четвертый.
Конструкция очень шаткая. И она не разрушается лишь до тех пор, пока управляемой из бункера остается третья страта — группа зависимых от государства.
