Об этом деле писали много — и чаще всего, используя слова броские, резкие. Обязательно акцентируя: «Ребенка убили». У читающих включалось сакральное, генетическое: ведьмы на кострах Торквемады, доктор Менгеле, врачи-убийцы.
Что же случилось? Сразу и не ответить. Не так оно просто, случившееся. Для начала нужно сделать главное — абстрагироваться от эмоций и изучить факты.
Крайне тяжелое состояние
Обвинение по делу, расследованному следственным комитетом, безусловно: главный врач родильного дома Елена Белая уговорила реаниматолога Элину Сушкевич убить новорожденного, согласовала с ней способ — введение раствора сульфата магния. Сушкевич ввела ребенку полную ампулу раствора «магния сульфат».
Казалось бы, куда проще. Но детали не давали поверить в это с первого дня. Главный вопрос — зачем? Зачем они это сделали? Сомнения этот вопрос порождал при любом ответе на него.
Сочувствие к горю потерявшей ребенка Замиры Ахмедовой не позволяет уходить в личные подробности, что-то циничное видится в этом, потому ограничусь базовыми вводными. Вторая беременность, первая прервалась на восьмой неделе. Сложно, с угрозой преждевременных родов, протекала и вторая.
5 ноября 2018 г. в 22 ч 55 мин (23–24 неделя беременности) Замира вызвала домой наряд скорой медицинской помощи. Приехавшая через 10 минут фельдшер отметила у женщины 54 часа безводного промежутка и доставила ее родильный дом. Новорожденный появился на свет в 4 ч 30 мин 6 ноября 2018 г., и, по словам эксперта Чемезовой (установила первую причину смерти), он был нежизнеспособным, не мог самостоятельно дышать. В связи с этим и был подключен к аппарату искусственной вентиляции легких.
В деле есть иное мнение — эксперта Филатова. «Не собирался умирать» — так он высказался. Забегая вперед, отмечу, что присяжных его заключение не убедило.
Ребенка, который из всех признаков живорождения имел только сердцебиение, завернули в пеленку, перенесли в палату интенсивной терапии и в 4 ч 32 мин положили на процедурный столик. Не менее двух минут ребенок не дышал. При его подключении к аппарату ИВЛ было израсходовано четыре интубационные трубки, хотя обычно требуется одна. Реаниматолог Элина Сушкевич прибыла в 8 ч 10 мин. Ребенок был в крайне тяжелом состоянии. Даже простое перекладывание угрожало его жизни.
Элина начала борьбу за жизнь ребенка. И проиграла ее.
Мертворожденная идея
Вернемся к обвинению. Прокурор в суде пытался доказать нахождение ребенка в жизнеспособном, стабильном и готовом к транспортировке состоянии, сговор Сушкевич и Белой на его убийство, факт введения ребенку через пупочный катетер 10 миллилитров 25%-ного раствора сульфата магния (смертельной дозировки), смерть в результате инъекции, изменение медицинской документации в целях сокрытия убийства.
Что же представил прокурор в качестве доказательств? Этих материалов немного, потому мы можем остановиться на каждом из них.
Видеозапись совещания. Утром в 9 часов Елена Белая прибыла на работу, узнала о глубоко недоношенном младенце в отделении интенсивной терапии и о том, что реаниматолог был вызван более чем через три часа. Эту проблему Белая, врач-неонатолог Екатерина Кисель, врач-гинеколог Ирина Широкая, заведующая неонатологами Татьяна Косарева и заведующая гинекологами Татьяна Соколова эмоционально обсудили на совещании. Элины Сушкевич там не было.
Соколова сделала видеозапись беседы. В суде запись была изучена.
Да, разговор состоялся крайне эмоциональный. Белая была в гневе от того, что ее не проинформировали немедленно. Дала указание «делать его антенаталом», то есть скрыть смерть ребенка в родильном доме. Это крайне важно: да, сфальсифицировать документы, да, создать документальную картину мертворождения. Но указаний совершить убийство или скрыть его на записи нет. Обсуждался именно факт смерти, скорое наступление которой всем присутствующим было очевидно. Младенец не имел шансов выжить. Да, это цинично и даже зло с точки зрения обычного человека — обсуждать скорую и неизбежную смерть новорожденного. Мерзко подделывать документы, чтобы скрыть смерть ребенка в роддоме. Но это не убийство и не его сокрытие.
Ничего, подтверждающего обвинение, на записи нет.
Главные свидетели обвинения
Надежды обвинители возлагали на Соколову и Косареву, но два этих ключевых свидетеля не смогли дать убедительных для присяжных показаний. Ничего ценного, но все сомнительно.
Этот момент следует акцентировать, он краеугольный для всей нашей системы исследования доказательств. Следователи и прокуроры привыкли, что с показаниями свидетелей и потерпевших можно играть, как с пластилином, лепить из него удобные лингвистические конструкции, давить на самих свидетелей — тем попросту страшно в «кабинетах». Подписать показания и уйти, ведь главное, что в этот раз пришли не за мной. В суде часто свидетели начинают описывать обстоятельства фактически, появляются разрывы в обвинении, что судьи разрешают привычно — оглашением показаний, данных в ходе следствия, и использованием именно их. Машина не буксует. Но в суде присяжных это сложнее, что и показало дело Сушкевич и Белой.
Показательны допросы Татьяны Косаревой. Изначально она пояснила следователям, что ребенок скончался на аппарате ИВЛ. Врачи делали все возможное и пытались его спасти, но ребенок был крайне недоношенным. На вопрос о применении магнезии Татьяна сообщила, что ею она не вводилась и вводилась ли кем-либо еще, она не знает.
Позже Косарева поменяла показания, пояснила, что именно она спрятала историю развития ребенка и использованный флакон препарата «Куросурф» (он применялся, иначе легкие ребенка не раскрылись бы). Рассказала она и о якобы состоявшемся разговоре между ней, Белой и Сушкевич, в ходе которого главный врач дала указания Элине Сушкевич ввести новорожденному магнезию. Именно эти показания следователи интерпретировали как доказательства убийства.
Повторила свои показания Косарева и в суде.
Не столь категорично, но вторила ей Соколова, которая якобы слышала разговор Белой с Сушкевич об инъекции магнезии младенцу.
Убедило бы это судью, единолично рассматривающего дело? Скорее всего, да.
Но сомнения, которые для профессионального судьи незначительны и легко затираемы, невозможно устранить, если рассматривать их на свету без обвинительной ретуши.
Кто такие Соколова и Косарева? Врачи роддома. Именно врачи роддома в ответе за то, что Элина Сушкевич была вызвана так поздно.
Сама Соколова, не скрывая, пояснила в суде: «… по поводу антенатальной смертности, интранатальной можно ограничиться только внутренним разбором лечебного учреждения, а если это ранняя неонатальная или младенческая смертность, то будет создана врачебная комиссия, в состав которой входят определенные лица и там дальше подробно разбираются, кем была оказана помощь на участке женщине, чтобы сохранить беременность, как помощь оказывалась до, после рождения этому ребенку. Какие ошибки были допущены и что произошло. Почему ребенок погиб. И по итогу этого совещания делаются выводы, могут быть серьезные замечания, могут быть разные лишения, а значит, при разборе мертворождения врачи женской консультации не пострадали бы, она (Ахмедова) просто не состояла на учете там».
Вот здесь и смысл оформления ребенка мертворожденным. При смерти младенца в больнице виновными в первую очередь оказываются неонатологи — сиречь именно Соколова и Косарева. Главные свидетели обвинения.
Статистика или смерть
Вообще, Косаревой задавали вопросы, почему она, сохранив пустой флакон из-под «Курасуфа», не сохранила ампулу из-под магнезии? Почему меняла показания? Почему так поздно была вызвана Сушкевич?
Ответов нет, потому что обвинению они не нужны, а свидетелю опасны.
Это классический следственный прием, грубый, простой, как дубина, но действенный — предложить всем из круга подозреваемых дать показания на других. Белая и Сушкевич не стали и превратились в обвиняемых. Соколова и Косарева пошли на неписаную сделку и остались свидетелями.
В целом спор обвинения с защитой в суде можно свести к тому, свидетельствует ли указание Белой подделать документы и оформить смерть младенца как «антенатала» о его убийстве в роддоме.
Присяжные посчитали, что нет.
Столь же неубедительными оказались и доводы экспертиз, проведенных обвинением. На них можно остановиться подробно и разобрать, как эксперт манипулирует концентрацией магния во внутренних органах младенца, как это разбивается объективными данными и научными методиками, но это уже стало общим местом, эта страсть следственного комитета к сомнительным экспертизам, которые позволяют легко формировать обвинительные приговоры в обычных судах, но крайне сомнительны при их глубоком изучении.
Вернемся к мотиву.
Примем за данность, что у Елены Белой была заинтересованность в показателях учреждения. Ее ли это вина? Виноват ли врач в том, что смерть крайне недоношенного ребенка в роддоме — это не повод спокойно разобраться (медицина вообще рискованная профессия), но риск для дальнейшей карьеры? Кто это придумал? Почему статистика, таблицы, кривые роста и изломы падения стали важнее людей, пациентов, условий оказания медицинской помощи? И главное, мотив ли это для убийства?
У Элины Сушкевич нет и этого мотива. Она не находилась в подчинении Елены Белой и не работала в этом роддоме. Но другого мотива у обвинения не нашлось.
К слову, уверен, что и в центральном аппарате следственного комитета, где еще есть опытные криминалисты и следователи, вставал вопрос о прекращении этого уголовного дела, уж очень оно сомнительно. Но и здесь статистика победила, ведь прекращение уголовного дела, тем более с арестами и предъявлением обвинений по нему, само по себе — крайне негативный показатель.
Резюме процесса
Защита (адвокаты Андрей Золотухин и Камиль Бабасов) построила позицию на том, что введения магния в тело младенца не было. Объективные доказательства, а именно видеозапись разговора и подлоги медицинских документов, подтверждают сокрытие живорождения ребенка, а не сокрытие убийства. Оформили ребенка мертворожденным для того, чтобы избежать разбора случая на комиссии Минздрава области, в ходе которой роддом ожидали бы санкции. Магний есть в любом организме, а мать употребляла перед родами его в значительном количестве для сохранения беременности. Эксперты не смогли опровергнуть версию о том, что его обнаружение было следствием употребления препаратов магния, потому как ни кровь, ни плацента не исследовалась.
В суде один из экспертов пояснил: данных по токсическим дозировкам магния в научной литературе нет вообще; а второй — что он придумал формулу, которую использовал в заключении.
Это важнейшее дело пришло к промежуточному итогу. Обвинение, скорее всего, обжалует приговор. Борьба с ятрогенными преступлениями в целом продолжится, хотя правоохранительная система предсказуемо превратила защиту пациентов в борьбу с медициной. С врачами. Пациентам от этого, конечно, не легче, но следователям уже не до них.
