«Единственной выгодой от высшего образования является возможность для выпускников найти работу уровня среднего класса и внести вклад в экономический рост и процветание», — писал бывший президент Гарвардского университета Дерек Бок в колонке для Project Syndicate. Так считают многие политики — и они заблуждаются. Есть не менее важные цели и многие из них связаны не с доходами или карьерой, а с жаждой знаний например, указывал Бок. Будущие студенты порой понимают это куда лучше политиков.
Тем не менее именно успех на рынке труда часто оказывается мерилом пользы от образования, а это наталкивает на вывод, что нужно развивать в первую очередь элитное образование. Ведь оно действительно в большей мере, чем массовое образование, гарантирует карьерный и финансовый успех.
Сторонники элитного образования, как правило, публично не выступают с призывами развивать его в ущерб массовому. Свои взгляды они высказывают иначе. На публике они предпочитают говорить о необходимости сокращать число слабых вузов и перераспределять финансирование в пользу более сильных. Такая кампания идет и в России. Решение начать ее оправдывалось невысоким уровнем массового высшего образования и необходимостью выделить дополнительные деньги более успешным университетам. Альтернативному решению — активная модернизация массового вуза — внимания почти не уделялось. В результате было закрыто — стоит признать, нередко вполне обоснованно, — более 1000 вузов. И этот процесс, скорее всего, продолжится.
Cui prodest?
Ожидаемо, что среди сторонников развития элитных университетов и сокращения сегмента массового образования нередко оказываются люди, которые сами планируют получить или дать своим детям элитное образование. К ним могут относиться чиновники или достаточно состоятельные люди. Им не придется испытать на себе негативные последствия ликвидации вузов, их дети не лишатся из-за этого возможности получить высшее образование.
В определенном смысле такая позиция является косвенным лоббированием собственных интересов. Как показывают международные исследования, элиты рассматривают университеты как канал своего воспроизводства: у них есть возможность дать своим детям такое образование, которое позволит им играть ключевую роль в экономике и политике. Массовое же образование, в их логике, на это не способно. Они опасаются, что массовый избиратель будет ошибаться в сложных вопросах политического или экономического выбора, что он будет голосовать за популистов, поддерживать на референдумах изменения, ухудшающие его собственное положение. А коль скоро выбору граждан нельзя доверять, то получается, что система образования не смогла подготовить их соответствующим образом. Поэтому, в логике сторонников элитного образования, важнее использовать ресурсы общества для того, чтобы выбрать когорту наиболее талантливых индивидов и предоставить им наилучшие возможности обучения.
Однако такое предположение верно лишь в системе идеальных институтов, которые позволяют отобрать наиболее подготовленных кандидатов и отдать им важнейшие роли в политике, экономике или науке. Увы, но идеальных институтов в мире не существует. Они тем более несовершенны в развивающихся экономиках. Поэтому ведущие позиции в политике, экономике, науке и искусстве часто занимают отнюдь не наиболее способные и образованные, а люди, обладающие силовым или бюрократическим ресурсом.
Именно качественное массовое образование наполняет формальные институты жизнью. Развитая система массового обучения формирует социальную, культурную и профессиональную «экосистему», создающую возможности для решения сложных задач развития — тех самых, которые должны стремиться решить элиты. Как писал тот же Бок, люди с высшим образованием более активны на выборах и в общественной деятельности. В стране со слабым массовым образованием сложнее появиться как грамотным политикам и подготовленному бюрократическому корпусу, так и гражданам, способным распознать в действиях политических лидеров угрозу своему будущему. А если граждане не будут сопротивляться попыткам авторитарного лидера демонтировать элементы системы сдержек и противовесов, то никакие законы и суды не смогут его остановить. Даже в США, где, как еще недавно казалось, демократические институты незыблемы, всего четырех лет попыток их ползучего демонтажа оказалось достаточно для того, чтобы подвергнуть американскую политическую систему экзистенциальной угрозе, о чем писал известный экономист Дарон Аджемоглу. Остановить, точнее приостановить этот процесс, по мнению Аджемоглу, могут лишь сами граждане, а не конституция или верховный суд.
Политологи нередко указывают на опасность несбалансированных институтов и чрезмерной концентрации власти. Они цитируют гарвардского экономиста Дени Родрика, отмечавшего, что на каждого Ли Куан Ю из Сингапура найдется множество лидеров вроде Мобуту Сесе Секо из Конго. Таким соотношением не в пользу «хороших» диктаторов политологи объясняют необходимость демократического политического дизайна, ограничивающего власть лидера.
Прививка образованием
Конечно, для политической активности важно не одно только образование, но и, например, политический опыт. Память о преступлениях режима может сформировать у части общества иммунитет к диктатуре, но такой «естественный» иммунитет рискует уйти вместе с помнящим о преступлениях поколением. Далее остается полагаться уже на искусственно сформированный иммунитет, а его в большой мере формирует качественная и массовая система передачи знаний.
Общество, прошедшее через такую систему массового образования, не только имеет больше шансов создать квалифицированную бюрократию и устойчивую систему сдержек и противовесов. Но также и социум, в котором доминируют кооперативные, а не конфликтные формы поведения. И рынок труда, на котором легче найти партнеров для технологичных проектов и квалифицированную рабочую силу. При этом если недостаток элитного образования может быть компенсирован обучением на рабочем месте, корпоративными исследованиями, возможностями глобального образования, то развитое общество заменить нечем.
Важно, однако, выявить те ингредиенты массового образования, которые играют ключевую роль для формирования развитого общества. И научиться измерять результаты массового обучения, чтобы не находиться в заблуждении из-за примитивных метрик, таких как среднее число лет образования, измеряющих преимущественно время, проведенное типичным индивидом в стенах учебных заведений.
В России сокращение сегмента массовых вузов может быть компенсировано развитием онлайн-образования. Многие российские элитные университеты в настоящее время запускают онлайн-курсы для обучения не только собственных студентов, но и значительно более широких масс слушателей. Однако для реализации такой возможности необходимо, чтобы курсы были адаптированы для массового студента, а сам такой студент имел доступ к соответствующей инфраструктуре и мотивацию к онлайн-обучению. Если эти проблемы удастся решить, то у массового образования в России появится некоторый шанс.
