Рассмотрение дела Алексея Навального выездным судом в отделении полиции в Химках вызвало вопросы юридического характера.
Начнем с того, что формально выездные судебные заседания, конечно, допустимы. Колонии, воинские части, даже палаты больниц — обычные для этого места. Комментировавшие событие юристы отмечали, что практики отмены судебных решений только на том основании, что они выездные, не знают. Не встречал таких отмен и я. Вероятнее всего, это потому, что решения о проведении таких заседаний чаще всего аргументированны и участники процесса не возражают против этого либо в обжаловании подобных судебных актов не заходят слишком высоко.
Но очевидно, что все это — не случай Алексея Навального и достаточно скоро кейс нужно будет оценивать высшим судебным инстанциям страны. Ну и, конечно, ЕСПЧ.
На что бы я обратил внимание:
- безусловное отсутствие даже формальных оснований для выездного заседания;
- нарушение права на защиту — отсутствовали условия для общения с защитниками и изучения материалов дела, подготовки позиции;
- необеспечение гласности судебного заседания.
Для российского судьи апелляционной или кассационной инстанции это даже не доводы. Так, перелистнуть. Но в деле есть куда более существенные основания считать решение Химкинского суда не просто незаконным, но и заслуживающим процессуальной проверки в отношении самой судьи.
Важно понять две главные составляющие этой коллизии.
Первое. Речь идет не об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу в обычном порядке, в рамках предварительного либо судебного следствия. Алексей Навальный находится как участник процесса в стадии исполнения приговора, и это отдельно регламентируемая часть судебного производства (глава 47 Уголовно-процессуального кодекса, УПК).
Порядок рассмотрения ходатайства органа исполнения наказания о заключении под стражу детально установлен законом (ст. 397 и 399 УПК РФ).
Статья 397 УПК РФ предусматривает только два основания для избрания меры пресечения, причем только в виде заключения под стражу.
Пункт 18: о заключении под стражу осужденного, уклоняющегося от наказания в виде штрафа, обязательных, исправительных, принудительных работ или ограничения свободы;
Пункт 18.1: о заключении под стражу осужденного к лишению свободы с отбыванием наказания в колонии-поселении, уклонившегося от получения предписания или не прибывшего к месту отбывания наказания в установленный срок.
Ни одно из этих оснований в данном случае неприменимо.
Повторю: самой той процедуры, что мы увидели, закон не предусматривает.
Второе. Судья мотивировал заключение под стражу уклонением Алексея Навального от исполнения приговора в виде исправительных работ (ст. 46 Уголовно-исполнительного кодекса, УИК).
Однако Алексей Навальный приговорен не к исправительным работам, а к лишению свободы. И главное — он не начал отбывать приговор. Он находится на испытательном сроке, стадия отбывания наказания у него не наступила и, возможно, не наступит, если суд посчитает, что правила испытательного срока им не нарушены.
Резюмируем: судья применила правила, предусмотренные для тех, кто приговорен к исправительным работам, но уклоняется от их исполнения, к человеку, который к ним не только не приговорен, но и уклоняться от исполнения приговора еще физически не может, поскольку осужден условно и обязан пока не отбывать наказание, а исполнять условия испытательного срока.
Для осужденных условно правила тоже имеются — статьи 188 и 190 УИК РФ регламентируют, что в случае неявки без уважительных причин условно-осужденный может быть подвергнут приводу.
Не розыску, не задержанию, а приводу.
Как должно было быть. Если ФСИН полагала, что Алексей Навальный нарушает условия испытательного срока, необходимо было поставить перед судом вопрос об отмене условного осуждения. Судом в данном случае никакая мера пресечения избрана быть не может. В результате рассмотрения представления ФСИН суд вправе удовлетворить представление и отменить условное осуждение — или отказать. Избрать иное наказание суд на этом этапе не полномочен.
Кстати, в случае замены условного наказания реальным приговор исполняется полностью: назначено, к примеру, 3 года общего режима с испытательным сроком полтора года, но через год суд решил вид наказания изменить, сидеть надо будет все 3 года.
Как же все это произошло? Почему из всех возможных вариантов развития событий случился именно фарс, пусть и трагический?
Уверен, что дело в формате совещания, на котором принималось решение. Конечно, там были руководители, и не просто руководители, а исключительно ответственные. Все они сейчас, как известно, выходцы из одной структуры, где у всех чистые руки и пониженная температура головы. Чем бы они ни руководили, в анамнезе — государственная безопасность, а это означает в наших условиях все — от сборки танков до сушки рыжиков. Тут не до тонкостей УПК. Когда был задан вопрос: «А чего это он, он же на условном?» — ответ был незамедлительным: «Примем меры».
К юристам ФСИН — а там, надо признать, есть крайне добротные судебные оппоненты — задача попала именно такой: «Арестовать».
А дальше началось исполнение приказа. Ну и как смогли.
