С формальной точки зрения заявление министра иностранных дел России Сергея Лаврова, что Москва готова к прекращению отношений с Европейским союзом, не содержит в себе ничего сенсационного. Любое суверенное государство готово к разрыву с другим государством, если этого потребуют его базовые интересы и ценности, и ничего в этом трагического нет. Тем более что дипломатическая практика знает такие категории, как «понижение уровня отношений», и даже закрытие представительств России в Брюсселе и Еврокомиссии в Москве не приведет к остановке торговых или инвестиционных связей — договоры должны соблюдаться.
Даже политические последствия такого радикального решения достаточно легко просчитываются и не выглядят устрашающими.
Сломка системы ценностей
Однако реакция на слова Сергея Лаврова внутри России позволяет заметить, что в данном случае вопрос о формальном состоянии отношений с внешним партнером имеет гораздо более солидное значение, чем можно предположить на основе простой оценки рисков и приобретений.
Видимо, сейчас российское государство подошло к важному для его развития в международной политике рубежу, преодолеть который — это значит сломать целую систему ценностей и представлений, не говоря уже о сложившихся и, в принципе, вполне комфортных внешнеполитических практиках. От этого решительного шага еще можно отказаться, но здесь в реальности достаточно мало зависит от наших партнеров в Европе. Они действуют в рамках собственного развития, и до российских переживаний им, в принципе, не должно быть и нет никакого дела.
Странная промежуточная модель
И впереди именно неизвестность. Европа была с Россией всегда. Даже до своего появления как современного нам международного института. Со времен Петра Первого российский внешнеполитический интерес состоял в том, чтобы стать частью европейского баланса сил, а желательно в нем и доминировать.
В середине XVII в. Россия не принимала участия в создании европейской системы общих правил и норм межгосударственных отношений. Она оказалась слишком велика для того, чтобы быть просто включенной в эту систему, как это произошло со странами Восточной Европы. В середине XX в. европейский баланс приобрел форму интеграции, на основе которой вырос Европейский союз. Сейчас Европа — это именно Европейский союз как институциональное выражение уникального способа взаимодействия между ее государствами.
Сделать Россию частью ЕС так же невозможно — она должна была бы занимать там слишком большое место для того, чтобы вся конструкция оставалась устойчивой. Последние 15 лет отношения развивались именно на основе понимания этого. Но альтернативное решение тоже придумать невозможно — Россия не дотягивает до масштабов США, Китая или даже Индии, чтобы быть автономным внешним партнером. Возникла весьма странная и явно промежуточная модель отношений. Со стороны ЕС она подразумевала включение России в собственное этическое пространство.
Экзистенциальный выбор России
Но отсутствие или наличие возможностей не обязательно определяет природу внешней политики государства — иначе международные отношения было бы слишком легко прогнозировать. Сейчас Россия подошла к тому этапу собственной эмансипации, когда промежуточная форма уже перестала быть для нее терпимой. Достаточно неуклюжие попытки ЕС указать Москве на этическую общность столкнулись с тем, что для нее это уже принимать невозможно.
Переговоры о стратегическом соглашении между Москвой и Брюсселем были прекращены в декабре 2010 г. Примерно тогда же умерла идея общего безвизового пространства, которой долго увлекалась российская дипломатия. Торгово-экономические связи, включая энергетику, давно развиваются только на двусторонней основе: Россия — отдельные европейские страны.
Но при всем при этом для России разорвать отношения с Евросоюзом или даже серьезно понизить их уровень — это экзистенциальный выбор. При всей незначительности влияния на реальную политику ведущих стран, Брюссель — это квинтэссенция и олицетворение их коллективного интереса и ценностей. Прекращение с ним формального диалога — удар по центру современной системы отношений России и Европы, даже если практическое взаимодействие с европейскими странами останется без изменений.
Не европейское государство
Современная дискуссия показывает, что на эмоциональном уровне в России вполне готовы к такому шагу, иначе деятели прогрессивного искусства не включали бы нам перепев «Бесов» Достоевского применительно к современной Европе. То, что за подобные решения придется платить, тоже очевидно. В том числе платить и огромным трудом по созданию собственной, не зависимой от Европы идентичности. Параллельную и комфортную Европу «для себя» рядом с настоящей построить невозможно.
Задач такого масштаба Россия и ее элита еще никогда не решали. Но столь же уникально и современное международное положение России — страны, в которой силовые возможности несопоставимы с размерами населения и весом в мировой экономике, а движение вперед невозможно без отрицания значительной части собственного наследия. Включая, возможно, и центральную для него идею о европейском характере российской государственности.
