Речь идет не столько о двусторонних отношениях виртуального «Палестинского государства» с РФ — в этом смысле никаких существенных прорывов не произошло — да их никто и не ждал, как и особенно не ждет в принципе, сколько о существенно более важных для Москвы вещах — ее попытках перехватить у Запада статус главного спонсора «палестинского дела» с целью получения геополитических региональных и глобальных информационно-пропагандистских перспектив.
Эти усилия стали заметны еще с тех пор, как в 2007 г. Владимир Путин официально декларировал стремление Москвы вернуть себе статус мировой супердержавы, потерянный СССР после поражения в холодной войне, резко набрали темп после аннексии Россией Крыма в 2014 году и получили еще более отточенную доктринальную формулировку после 24 февраля 2022 г.
Критически важным элементом этой доктрины, представлявшей специфический синтез «неоконсерватизма» Кремля и формально «левой» советской идеологии, стал ее «антиколониальный аспект» — движение непривилегированных незападных стран («Глобального Юга») против «неоколониалистской финансовой и технологической гегемонии» (по словам Путина, возможности «грабить мир за счёт власти доллара и технологического диктата») «Глобального Севера», то есть стран Запада.
Данная тенденция, развивавшаяся на протяжении полутора десятков лет, естественно, имела и ближневосточное отражение: в Москве уже в начале упомянутой смены внешнеполитического вектора РФ дали понять, что более не готовы удовлетворяться (признаем справедливости ради — вполне фиктивным) статусом «коспонсора ближневосточного мирного процесса», а хотели бы выступать одним из важных новых-старых игроков в регионе и намерены задавать в нем тон. Понятно, что при таком «антиимпериалистическом» видении, которое, кстати, вполне разделяют ультралевые и радикально-прогрессистские круги стран Запада, тема «израильского колониализма», якобы угнетающего «свободолюбивый народ Палестины», просто напрашивалась. Что, собственно, и проявилось в постепенной ревитализации советской риторики о якобы «стержневом характере палестино-израильского конфликта для всей ситуации на Ближнем Востоке» и его «ключевой роли в основных региональных кризисах, угрожающих безопасности и стабильности региона» и «усилиях по искоренению экстремизма и терроризма».
В Израиле превращение давно исчерпавшего себя клише о создании независимого палестинского государства со столицей в Восточном Иерусалиме как (якобы) единственном решении арабо-израильского конфликта из не обязывающей «фигуры речи» в оперативную доктрину российской дипломатии стало еще одним аргументом кремлепессимистов. Возродились опасения, что, вступая в политическую конфронтацию с США и Западом, Россия рано или поздно скатится к глобально-политическим моделям и представлениям конца советской эпохи. И, соответственно, к видению Израиля как потенциального противника, учитывая его стратегическое партнерство с США.
Впрочем, подъем российско-израильских отношений в конце первого и во втором десятилетии этого века создавал впечатление, что подобные разночтения Иерусалима и Москвы и вторичны, и преодолимы. В обеих столицах понимали, что, в отличие от СССР, Россия на Ближнем Востоке не может стоять на одной арабской ноге — и Москва действительно долгое время пыталась хотя бы внешне соблюдать принцип «баланса интересов». Первые латентные признаки сбоя этой схемы стали видны в сентябре 2018 г., после инцидента в небе Сирии — сирийские ПВО уничтожили самолет электронной разведки Ил-20 ВКС России, а российская сторона поспешила обвинить в этом Израиль. Инцидент спровоцировал волну «патриотических» кампаний в российских СМИ: множество российских публичных фигур буквально соревновались в жесткости антиизраильских выпадов, на грани, а то и за гранью антисемитизма. И хотя вскоре кампании были свернуты, стало понятно, что возвращение антиизраильских и антисемитских клише в публичное пространство РФ вполне возможно, если они будут востребованы властями, а сворачивание «особых отношений» Москвы и Иерусалима может стать реальностью.
Воплотилось это все в жизнь после полномасштабного вторжения России в Украину. Израиль осудил российское поведение и оказал Украине значительную гуманитарную, материальную, дипломатическую и политическую поддержку. И хотя он официально не присоединился к блоку противостоящих России западных стран, напряжение на векторе Москва — Иерусалим осязаемо выросло — пусть первое время обе стороны и пытались поддерживать ощущение business as usual.
Но и такая промежуточная парадигма отношений оказалась под большим вопросом после кровавой агрессии 7 октября 2023 г. против Израиля со стороны иранского сателлита — палестинской террористической группировки «Хамас», следствием которой стала не только антитеррористическая операция ЦАХАЛа против палестинских арабских исламистов, но и одно из наиболее масштабных вооруженных столкновений Глобальных Севера и Юга. В данном случае — в лице Израиля, открыто поддерживающих его США и неофициально — проамериканских суннитских режимов саудовского блока, с одной стороны, и возглавляемой Ираном «оси сопротивления» странам Запада — с другой.
Абу-Мазен в российском раскладе
Позиция Москвы в нынешнем разрастающемся региональном военном конфликте, вероятно, выглядит логичной для ее геополитических приоритетов: укрепление стратегического партнерства с Ираном, конкуренцию за лидерство в «Глобальном Юге» с Китаем и иными соискателями этого статуса. Москва как минимум политически и дипломатически поддержала арабских иранских прокси и одновременно — вновь представила себя в качестве покровителя все еще символически значимого для арабо-исламского мира «дела палестинских арабов» в целом.
Показательно, что практически сразу же после начала войны Израиля с «Хамасстаном» в секторе Газа на высшем уровне власти РФ были с немалым удовольствием оглашены декларации о «провале» американской дипломатии, якобы «монополизировавшей» посреднические усилия по урегулированию палестинской проблемы. К этому дискурсу мгновенно подключились и государственные российские медиа, в которых буквально за ночь стала доминировать выраженная пропалестинская и антиизраильская линия, формируя соответствующие настроения российской публики.
То факт, что Кремлю в этом раскладе понадобился именно глава Палестинской автономии Махмуд Аббас (партийное прозвище — Абу-Мазен), а не, например, также тепло принимаемый в Москве член политбюро «Хамаса» Али Марзук, имеет свои объяснения.
Во-первых, в Москве не могут не принимать во внимание, что вполне «рукопожатный» там «Хамас» все же официально считается террористической организацией не только почти во всех странах Запада, но и большинством умеренных арабских суннитских режимов, которые официально продолжают декларировать свою приверженность созданию «палестинского государства». И потому как раз Аббас, при всем (и немалом) раздражении, которое он вызывает в этих столицах, остается их официальным адресом на «палестинской улице». Поэтому претензии российского руководства на лидерство в «Глобальном Юге» при акцентированной ставке на такую группировку, как «Хамас», в глазах лидеров государств саудовского блока вряд ли будут выглядеть легитимными.
Путин на встрече в Москве солидаризовался с позицией Абу-Мазена и даже подчеркнул, что именно эта позиция соответствует идее мирного урегулирования и не затрагивает интересы Израиля. Аббас же заверил хозяина встречи, что без малейших сомнений поддерживает позицию Москвы. И то, и другое может стать дополнительным аргументом для лидеров умеренных арабских режимов продолжить в более позитивном ключе диалог, который Vladimir Putin попытался начать с ними во время спешно организованного визита в Саудовскую Аравию и Объединенные Арабские Эмираты в декабре прошлого года.
Во-вторых, хотя и очевидно, чью сторону россияне фактически заняли в этой ближневосточной войне, им все еще важно показать, что Москва остается партнером и посредником для всех субъектов мусульманской части Ближнего Востока. И соответственно, Россия будто бы способна на равных говорить и с шиитским Ираном, и с суннитскими арабскими режимами, то есть и с российским протеже — проиранским режимом Асада в Дамаске, и с проамериканским Эр-Риядом. И наконец — едва ли не самое сложное — одинаково уважаема находящимися в жестком противостоянии друг с другом «светскими националистами» в Рамалле и радикальными исламистами «Хамаса» в секторе Газа.
Именно с этим последним пунктом, способным принести в регионе немало имиджевых очков, были связаны неоднократные российские попытки примирить соперничающие группировки и восстановить «единство палестинского народа». Мероприятия с целью показать, что не только Запад способен повлиять на решение этого вопроса, Россия уже открыто, на государственном уровне, собирала четырежды. В первый раз — в конце мая 2011 г. в виде проходившего в Подмосковье саммита палестинских арабских организаций, среди которых, помимо ядра правящей в Палестинской автономии Организацией освобождения Палестины (ООП) — организации «Фатх», были «Хамас», «Исламский джихад» и иные террористические группировки.
Приглашающей стороной был Институт востоковедения Российской академии наук, а не правительственные инстанции (которым, вероятно, быть формальной частью диалога с представителями организаций, даже на словах не собиравшихся отказываться от террора, в тот момент российскому руководству было еще немного не комильфо). Потому подчеркивалось, что участниками этой как бы «частной общественно-академической инициативы» были организации и движения, которые в начале того же мая уже подписали в Каире договор о восстановлении палестинского единства.
Следующие три мероприятия уже официально проходили под эгидой МИД РФ. Первая такая встреча представителей руководства «Фатха», «Хамаса» и еще 7 группировок состоялась в Москве 16 января 2017 г. и особых практических результатов, кроме заявлений и деклараций, не дала. Вторая встреча соперничающих палестинских фракций состоялась в 2019 году на том же приглашающем уровне — с целью заключить соглашение об объединении. Но завершилось все это примерно так же, как и в первый раз, — стороны даже не смогли согласовать итоговое коммюнике.
Иными словами, эти и иные подобные мероприятия на российском поле присоединились к длинному списку провалившихся переговоров лидеров «Фатха» (ООП) и «Хамаса», проходивших иногда с участием и других палестинских группировок разного толка в 2007–2021 гг. под эгидой Саудовской Аравии, Катара, Египта и иных субъектов. Равно как и к череде подписанных ими в Мекке, Сане, Каире, Алжире, Бейруте, Дохе и Дамаске соглашений о переходе к «эре единства» и партнерстве, которые никто из них не намеревался соблюдать.
Четвертая (третья официально принимаемая российскими госструктурами) встреча — трехдневные консультации «Фатха» — ООП, «Хамаса» и еще 12 группировок палестинских арабов проходила в Москве с 29 февраля по 2 марта 2024 года. К тому времени уже пять месяцев шла война в секторе Газа, которая, казалось бы, поставила под сомнение прежние представления и правила игры. Целью консультаций вновь было объявлено «восстановление палестинского единства». Надо полагать, что особых иллюзий на этот счет в Кремле и на Смоленской площади уже не питали.
Новая встреча в Москве, призванная, как откровенно заявил глава МИД Сергей Лавров, «выбить козыри из рук сил», затягивающих урегулирование палестино-израильского конфликта (вероятно, в том виде, как хотела бы Москва), скорее выглядела поводом для очередного пропагандистского выпада в адрес Вашингтона. А в практическом плане имела целью поставить под сомнение «действия США, которые в последние месяцы наряду с Катаром и Египтом стали ключевым посредником в палестино-израильском урегулировании».
Не менее важным для российского руководства моментом виделась тема формирования «единого палестинского правительства технократов», по поводу которого, как сообщил в интервью российскому информационному агентству ТАСС член делегации «Фатха» Айман Ракаб, палестинские фракции были намерены прийти к общему соглашению не где-нибудь, а в Москве.
Как многими и ожидалось, мероприятие практически ничем не закончилось, после чего инициативу тут же перехватил Китай (а в провластных российских СМИ сделали вид, что именно так все было задумано с самого начала). Но если соглашение бывших и действующих террористических палестино-арабских фракций, пусть даже чисто декларативное, когда-либо случится, то у Москвы будут основания настаивать, что именно там был дан толчок процессу. И соответственно — на своем праве влиять на решения, касающиеся послевоенного устройства в ближневосточном регионе. И это — третья причина, по которой Москве нужен именно Абу-Мазен, глава ПНА, и особенно — как лидер ООП, вне зависимости от степени справедливости его притязаний на представительство всех палестинских арабов — в Иудее и Самарии (на Западном берегу реки Иордан), в секторе Газа, в палестинской диаспоре и среди арабов — граждан Израиля.
В-четвертых, все еще вызывающая немало симпатий в мире «палестинская тема», которую там все же больше символизирует ПНА (а не «Хамас», который чем дальше, тем больше становится символом «палестинцев вообще» лишь в выраженно антиизраильских кругах) — удобный для РФ способ увязать два конфликта: украино-российский и ирано-израильский. Возникает удобное сравнение России и Ирана, которые воюют, как они утверждают, с «американскими сателлитами» — соответственно Украиной и Израилем. А поводом для нападения на них, сначала — с помощью своих прокси, а затем и непосредственно, и в том и другом случае объявляется «защита братьев» (восточноукраинских сепаратистов Донецкой и Луганской областей для Москвы и палестинских арабов — для Тегерана).
Можно спорить, насколько для Москвы такие аллюзии в самом деле продуктивны, но они, как там, вероятно, представляется, пока вполне обслуживают главную цель внешнеполитической стратегии РФ — обосновать и легитимизировать новую идеологию российского антиколониализма. По сути, резюмирует эксперт по внешней политике РФ Андрей Казанцев, Путин представил свою собственную агрессию и аннексию чужих территорий как самооборону, якобы направленную на демонтаж западного империализма и освобождение «Глобального Юга».
Первоначально подобная идеологическая связка в глобальном противостоянии «Севера» и «Юга» ощущалась преимущественно в стратегии иранцев, но теперь, судя по всему, такой подход становится приемлемым и в Москве. Особенно с учетом того, что если уж ее причисляют к «оси зла», то быть ей там на вторых ролях не имеет смысла.
«Один дома (- 6)»
Абу-Мазен в этой игре охотно пошел навстречу Кремлю, и на это также есть вполне понятные причины.
Релевантность ПНА или ООП как некогда одного из ключевых (пусть и пропагандистски непомерно раздутых) факторов арабо-израильского урегулирования и ближневосточного конфликта в глазах мировых и ведущих региональных игроков резко снизилась после провала «арабской весны» 2010-х гг., быстро превратившейся в «исламистскую зиму», но особенно — после выдвижения Трампом «сделки века» по урегулированию конфликта Израиля с арабским миром, полностью не реализовавшейся, но давшей старт «авраамическим соглашениям» — нормализацией в отношениях с ОАЭ, Бахрейном, Суданом, Марокко и Мавританией в 2020–2022 гг., с перспективой присоединения к ней Саудовской Аравии, а затем — и других арабских и неарабских мусульманских стран.
Этот процесс означал принципиальный пересмотр идеи, предполагавшей, что такая нормализация невозможна без создания моноэтнического палестинского государства в соответствии с концепцией т. н. «Норвежского процесса» (соглашений правительства Израиля с ООП 1993–1998 гг. об урегулировании конфликта с палестинскими арабами по модели «мир в обмен на территории»). К середине первого десятилетия нового века вся эта схема, из-за инициированной Ясиром Арафатом невиданной ранее волны арабского террора против Израиля 2000–2004 гг., на первый взгляд, потеряла смысл.
Однако сама идея палестинского государства в том или ином ее наполнении, вместе с выстроенными на ней стратегиями и вложенными в нее ресурсами, за прошедшие годы так или иначе укоренилась в международном политическом и дипломатическом дискурсе. Что давало лидерам, сменившим Арафата у руля ООП и Палестинской автономии неформальный, а с началом реализации «доктрины перезагрузки отношений» с арабо-исламским миром президента США Барака Обамы — практически официальный карт-бланш на выдвижение к Израилю любых, в том числе иррациональных и обессмысливающих сам переговорный процесс требований. В минимальной связи с готовностью исполнения взятых на себя встречных обязательств — из того соображения, видимо, что ключ от арабо-израильского урегулирования при любом варианте развития событий находится у них в кармане.
«Сделка века» означала крах подобных ожиданий. Несмотря на то что ее не сумели довести до конца, она зафиксировала качественно новый момент. Прежний подход — «Палестинское государство» вначале, а потом, может быть, признание Израиля остальным арабскими миром — сменился на противоположный: нормализация отношений Израиля со странами саудовского блока, и уже внутри процесса — решение палестинской проблемы как темы вторичной, как предмета неизбежного компромисса.
К большому разочарованию Абу-Мазена и его команды, в прошлом почти безотказные спонсоры «палестинского дела» — «умеренные» прозападные суннитские режимы в свете намного более актуальных для них вызовов и угроз оказались вполне восприимчивы к этой идее. «Палестинская проблема» из «громоотвода» для них постепенно превратилась в источник нестабильности и препятствие для формирования столь необходимой для их выживания в свете вызовов и угроз со стороны суннитского радикализма и шиитского джихадизма Ирана системы региональной безопасности с участием Израиля. Они были явно заинтересованы выйти, с помощью Трампа, из ставшего для них контрпродуктивным «палестинского капкана», в который, надо сказать, эти лидеры сами загнали себя своей многолетней антисионистской риторикой.
С точки зрения Абу-Мазена, подобный вариант развития событий — постепенный развал всей почти бесперебойно работавшей четверть века выстроенной Арафатом и его наследниками схемы сочетания «гибридного конфликта» с Израилем, и экономики централизованного распределения («распила») выделяемых Израилем и международным сообществом ресурсов, упакованных с систему возглавляемой лидером «Фатха» — ООП «вертикали власти». И полный провал дипломатии последних 10 лет самого Махмуда Аббаса, направленной на сохранении ПНА в качестве самостоятельного субъекта ближневосточного процесса, и релевантности палестинской темы в международной повестке дня. И его личная катастрофа.
Потому очевидный интерес Махмуда Аббаса — притормозить, а в идеале — торпедировать эту негативную для него тенденцию, используя Россию (а также Китай и Турцию), как одно из немногих мест в мире, влияющих на международную повестку дня, где главу ПНА — ООП все еще воспринимают относительно всерьез. Уже сам факт объявления в Москве, а не только в Рамалле этого визита «государственным» (последний раз перед нынешней поездкой под таким лозунгом визит Абу-Мазена проходил в Пекине более года назад, в ходе него к Аббасу официально обращались как к «президенту Палестины») делал для него эту поездку осмысленной — с международной и особенно с внутриполитической точки зрения.
Есть и еще одна причина, по которой встреча с российским президентом была очень нужна главе ПА: планы Израиля и международного сообщества в отношении статуса и режима управления сектором Газа по окончании там военных действий. После всех обсуждений этой темы, открытых и закулисных, более-менее реалистичные. Таковыми считается возвращение сектора под официальный контроль Палестинской национальной администрации Махмуда Аббаса, изгнанной оттуда боевиками «Хамаса» в 2007 году. Но с одной существенной оговоркой: в силу слабости ПНА вопросы безопасности как минимум частично будут оставаться в ведении Израиля, восстановление и развитие сектора будет осуществляться с участием крупных мировых и региональных игроков, а гражданское управление — отдельным «технократическим палестинским руководством». Именно этот орган, действуя формально по поручению Палестинской автономии, будет получать средства от богатых нефтяных монархий Персидского залива и из других источников, минуя Рамаллу.
Махмуд Аббас ранее и сам скептически относился к идее брать на себя ответственность за «мятежный эксклав», отговорившись, что «не желает возвращаться в Газу на броне израильских танков» и сделает это только при подписании «всеобъемлющего соглашения, касающегося (палестинского) государства». Однако перспектива оказаться исключительно в роли «фигового листка» в проекте послевоенного устройства сектора Газа существенно изменяет этот месседж. Тем более что в дальнейшем, если предлагаемая для сектора схема окажется удачной, она может быть перенесена на и сейчас с трудом контролируемые ПНА арабские анклавы Иудеи и Самарии (Западного берега) — где, кстати, достаточно популярен «Хамас».
Очевидно, что при таком сценарии шансы «забытого в Рамалле» Абу-Мазена и его политического клана остаться у власти будут невелики. Соответственно, уже сейчас ему следует предпринять усилия, чтобы застолбить за собой статус, который позволит ему реально влиять на процесс принятия решений, касающихся реструктурирования «обновленного палестинского государства».
Аббас, выступая в турецком парламенте с пылкой антиизраильской речью, обвинил еврейское государство в «военных преступлениях» и заверил, что «не примет никакого решения, которое будет означать раздел наших территорий» (подразумевая весь Западный берег и сектор Газа). И заодно, имея в виду войну в секторе Газа, пообещал, что «наш (палестинский) народ не сдастся» — вероятно, позабыв, что возглавляемая им организация уже более 30 лет декларирует отказ от вооруженной борьбы и готова к территориальному компромиссу с Израилем. Но что показательно: уже через несколько дней после этого генсек ООП Хусен аль-Шейх запросил у канцелярии премьер-министра все того же Израиля разрешение на поездку Махмуда Аббаса в сектор Газа (и обеспечение там его безопасности).
Поездка Аббаса в сектор после заключения соглашения о перемирии стала бы мощным сигналом о готовности ПА перехватить у хамасовцев административный контроль над эксклавом, в то время как сам «Хамас» и его союзники уже объявили о неготовности принять в секторе Газа ни ПА, ни любую другую организацию, поддерживаемую Западом. Но может быть, этот подход изменится, если такую поддержку окажет один из центров силы «Глобального Юга»?
Сложно сказать, в какой мере Кремль сможет повлиять на конкурирующие с «Фатхом» — ООП палестинские, в том числе террористические группировки, каждая из которых контролирует свой сегмент палестинских арабов.
Но попытаться убедить Путина предпринять хотя бы минимальные усилия Махмуду Аббасу вероятно, стоило.
